Флот и Фолкленды. Архипелаг раздора. История Англо-аргентинского военного конфликта 1982 года - Е. А. Грановский
В этих условиях вооруженные силы Аргентины приступили к планированию военной операции под кодовым наименованием «Соберания» («Суверенитет»), которая должна была начаться 22 декабря 1978 года. На границе двух стран в этот период постоянно происходили провокации. Планом операции предусматривался на первой стадии захват принадлежащих Чили островов на юге континента, а на второй стадии – в случае отказа западного соседа принять навязываемые ему условия примирения – намечалось открытие широкомасштабных военных действий на всем протяжении аргентино-чилийской границы. Эти военные приготовления были известны чилийцам. Их вооруженные силы, хотя считались наиболее профессиональными в Латинской Америке, численно уступали аргентинским, и кроме того, в условиях санкций, введенных США и ведущими европейскими державами против режима Пиночета, испытывали трудности с оснащением современной боевой техникой. Также существовала угроза, что в случае начала войны Чили пришлось бы иметь дело не только с Аргентиной, но и с сопредельной Республикой Перу, с которой отношения не заладились еще с самой Второй Тихоокеанской войны 1879—1883 годов. Тем не менее чилийцы готовились дать агрессору бой на суше и на море, а после разгрома его ударных группировок перенести боевые действия на территорию Аргентины. Обе стороны произвели оперативное развертывание своих войск и морских сил. Однако в день «Д», 22 декабря, операция «Суверенитет» была сначала отложена аргентинцами на несколько часов из-за сильного шторма, а затем прекращена почти сразу после ее начала, породив среди исследователей дискуссии, успели ли аргентинские пехотинцы пересечь государственную границу с Чили на Огненной Земле до того, как был получен сигнал «Отбой», или все это время оставались на исходных рубежах в ожидании результатов схватки на море.
Остается неясным, как аргентинская сторона собиралась оправдать свои действия в свете норм ООН, закрепивших для стран-участниц принцип мирного разрешения конфликтов и неприменения силы. Хотя вооруженные интервенции во второй половине XX века иногда все равно случались, а ядерные сверхдержавы, равно как и отдельные непримиримые государства Ближнего и Среднего Востока, позволяли себе крайне пренебрежительно обходиться с Уставом ООН, Аргентина была не в том положении. И, в отличие от территориального спора за Мальвинские острова, не могла прикрыться документом, подобным Резолюции Генассамблеи ООН №2065 (XX). Здесь она однозначно предстала бы агрессором86 со всеми вытекающими негативными международными последствиями. Это дает основания задуматься, а не было ли все это просто «постановкой» в расчете на вмешательство авторитетного посредника, включая заранее срежиссированную задержку с началом атаки, чтобы дать возможность представителю медиатора своевременно прибыть на место.
С миротворческой миссией выступил Папа Римский Иоанн Павел II через специального посланника кардинала Антонио Саморе. Католическая церковь в государствах Южной Америки пользуется большим авторитетом, поэтому мирный процесс пошел, хотя окончательно разногласия по проливу Бигл были улажены только семь лет спустя. Министры иностранных дел Аргентины и Чили 9 января 1979 года скрепили подписями «Акт Монтевидео», зафиксировавший согласие сторон вернуться за стол переговоров и сократить численность войск в «горячем» регионе до уровня начала 1977 года. В ноябре 1984 года Аргентина и Чили заключили в Риме Договор о мире и дружбе, ратифицированный обеими странами весной 1985 года. Спорные острова остались чилийскими, однако Аргентина получала значительные преференции по использованию омывающих их вод. В дополнение к этому в августе 1991 года между двумя странами было подписано соглашение, в котором разрешены двадцать два проблемных территориальных вопроса; оставшиеся два вопроса было решено оставить на суд международных арбитров. Чили продолжает претендовать на часть территории Антарктиды, называемую Чилийской антарктической территорией, на которую также претендуют Аргентина и Великобритания.
Таким образом, к моменту начала Фолклендского вооруженного конфликта Аргентина и Чили все еще находились в состоянии острой политической конфронтации. Это «противостояние на два фронта» привело к тому, что значительные контингенты аргентинской армии, специально подготовленные для ведения боевых действий в условиях холодного климата, в том числе 6-я и 8-я горнопехотные бригады, а также 11-я пехотная бригада и подразделения спецназа87, оказались скованными на чилийской границе. Великобританию же это побудило к сближению с Чили перед лицом общего врага.
Лицемерность, самонадеянность и заблуждения
Вот два вопроса, которые должны возникнуть у читателя, обратившегося к теме Фолклендского вооруженного конфликта:
На что рассчитывала Аргентина, ввязавшись в военный конфликт с крупной европейской индустриальной державой?
Почему Великобритания, несмотря на наличие очевидных признаков готовящегося аргентинского вторжения на Фолклендские острова, не осуществила никаких упреждающих военных и политических мер?
На поверку, во-первых, аргентинское дело – с учетом удаленности от Великобритании района боевых действий и фактического состояния ее вооруженных сил и общества – не было настолько безнадежно в военном отношении, как это на первый взгляд может показаться с высоты современного послезнания88. Во-вторых, аргентинцы пребывали в уверенности, что воевать не придется. Как и британцы. Причем обе стороны сами ввели себя в заблуждение тем, что выдавали желаемое за действительное. Британцы – в силу лицемерности их менталитета, аргентинцы – из самонадеянности, свойственной южной натуре.
Создается впечатление, что руководство Великобритании принципиально не хотело видеть признаков нарастания военной напряженности. Так уже было в 1950 году в Корее. Тогда Государственный департамент США в официальном заявлении ограничил американский оборонный периметр на Тихом океане Алеутскими островами, островом Рюкю и Филиппинами, что могло быть расценено как исключение Корейского полуострова из сферы государственных интересов Соединенных Штатов, а южнокорейская и американская разведки настойчиво не замечали развертывания северокорейских войск на границе. В итоге историки спорят, была ли это вероломная агрессия северокорейских коммунистов или хитроумная американская провокация с целью получить повод для открытия военных действий против КНДР. Нет никаких прямых указаний на то, что миссис Тэтчер хотела войны с Аргентиной, однако карты легли так, что применение силы в ответ на аргентинское «нарушение мира» было единственным вариантом, способным снять политическую проблему Фолклендов на многие годы вперед. Причем если в мирное время каждый миллион фунтов стерлингов, потраченных на оборону островов, мнился разорительным для госбюджета, то война списывала какие угодно, на два порядка большие, расходы.
В начале весны 1982 года хватило бы послать к островам пару атомных подводных лодок – хороший ход, на который аргентинцам было нечем ответить. Он дал бы британским политикам возможность выиграть время и прийти к какому-то приемлемому политическому решению. Однако, во-первых, для посылки подводных лодок требовались достаточно веские основания, чтобы исключить «порожний» вариант, ранее имевший место в 1977 году. Во-вторых, субмарины не могли находиться в Южной Атлантике бесконечно. В-третьих, этого «приемлемого политического решения», как показали предшествующие пятнадцать лет бесполезных переговоров, просто не существовало, либо британцы были к нему абсолютно не готовы. Следовательно, события рано или поздно должны были принять тот оборот, который они приняли в конце марта 1982 года.
Британская уловка, придуманная для самих себя, заключалась в игнорировании очевидной информации. Как желчно пишет в книге «История катастрофических провалов военной разведки» бывший офицер британской разведывательной службы Джон Хьюз-Уилсон про своих соотечественников: «Британцы пользуются среди соседей репутацией лицемеров… если какая-либо идея кажется им неприемлемой, они либо отвергают ее как вовсе несуществующую, либо вкладывают в нее совершенно иной смысл, который как раз вписывается в рамки проводимой в данный момент политики». Еще одним препятствием для усвоения поступающей развединформации являлось пристрастие жителей Британских островов излагать суть дела в витиеватых неопределенных формулировках, допускающих двусмысленное толкование. В частности, именно в таких выражениях был составлен отчет Объединенного комитета разведывательных служб по фолклендскому вопросу, следствием чего стало преуменьшение существующей угрозы и решение министра иностранных дел лорда Каррингтона не поднимать тему в Комитете по обороне и внешней политике.
Вопросы внешней разведки в Соединенном Королевстве (в противоположность России, где привыкли видеть в такой роли исключительно людей в погонах) по большей части находятся в ведении Министерства иностранных дел, что, по единодушным критическим отзывам представителей других правительственных структур, наделяло это ведомство «огромными возможностями манипулировать информацией и уклоняться от ответственности». Тем не менее в конечном итоге именно Форин-офис
